Новости – Общество
Общество
«Могли дите забить за то, что пошел к ручью за водой»
Детям-узникам лагерей еще долго после войны приходилось доказывать, что они не предавали Родину. Фото: Мария Чернова
Узники фашизма из Иркутска — о своем детстве в концлагерях
10 сентября, 2014 16:52
12 мин
С 11 по 13 сентября Иркутская область отдает дань памяти узникам фашистских концлагерей. В регионе проходит научно-практическая конференция о Великой Отечественной войне глазами детей-узников, и сегодня, 10 сентября, в областном краеведческом музее открылась фотовыставка на эту же тему. Корреспондент «Русской планеты» разыскала бывших пленников концлагерей, которые сейчас живут в Иркутске.
«К нам относились, как к свиньям»
– Меня зовут Престр Владимир Норбертович. Корни чешские, но родился я в Ленинграде. Там нас и застала война. Нет, в блокаду я не попал. Жили мы не в самом Ленинграде, а в деревне Стрельня, что на полпути к Петергофу. В тот день отец уехал на работу в Ленинград, а мы с мамой и младшей сестрой остались дома. В обед нас уже оккупировали немцы, — вспоминает начало войны собеседник РП. — В это время со стороны Кронштадта наступающих немцев продолжали отстреливать наши солдаты. И, получается, нас заодно. Гранатой разорвало мою маму. Остались мы с сестрой и дед с бабушкой.
В первый год Великой Отечественной войны Владимиру Престру исполнилось 11 лет. В день захвата деревни немцами мальчика ранило: оторвало палец на ноге.
– Немного погодя нас всех посадили в эшелон и отправили в Польшу, по лагерям. Правда, меня высадили раньше, в Риге. Нога моя из-за раны загноилась, хотели уже ампутировать, поэтому везти меня со всеми не стали, высадили. А сестра и дед с бабкой поехали дальше.
За все время войны Владимир Норбертович сменил семь лагерей. Полсрока провел в Польше, другую половину — в рабочих лагерях Австрии.
– Отличий особых не было. Такие же наспех сколоченные бараки с двухэтажными кроватями. Что в одном, что в другом месте к нам относились, как к свиньям. Кормили, как поросят. Не знаю, как сейчас, тогда в обиходе был такой овощ — кольраби. Вот из его клубней варево нам и отдавали. Хлеб? От него было одно название. Эрзац. Такого картонного хлеба я после нигде не ел. Каждое утро нас гоняли на работу, вечером обратно в лагерь. Если в Польше мы обычно копали картошку, работали в полях, даже пятилетние малыши, то в Австрии нас погнали на заводы. Работали все. Мне на тот момент было лет 13 — поставили за сварочный аппарат, дали в руки полую жестянку и днище для нее, сказали: «Вари». Никто ничему не учил. Не справился — подзатыльник, еще одна провинность — оставляли без еды.
Но сильно голодать не заставляли: им нужна была рабочая сила. Если заболевал — в лазарете лечили. Но особенно не берегли, конечно: бывало, маску для сварки, когда дадут, а когда и нет. Вот у меня правый глаз потому и не видит совсем.
С младшей сестрой Владимир Норбертович по счастливой случайности встретился в одном из польских лагерей через год после расставания.
– Это была редкая удача. С тех пор мы и не разлучались, окончание войны вместе встретили в мае 1945 года. Открываем как-то глаза — а охранников, что ходили по периметру, вдоль колючей проволоки, нет — разбежались. Это было 9 мая 1945 года. Считаю эту дату днем своего второго рождения. Вскоре после солдат к нам подоспела комиссия НКВД, она и решала, кому можно вернуться на родину и на каких условиях. Нам с сестрой разрешили вернуться в Ленинград, там у нас много родственников оставалось. А бабушку с дедом отправили в Алтайский край.
Почему? Потому что находились в фашистских лагерях, были взрослыми, да еще не повезло уродиться чехами. К угнанным пленным, даже русским, долгое время после войны относились с предубеждением. К примеру, ставили препоны для получения высшего образования или для вступления в комсомол. Помню, учился уже в строительном техникуме в Уфе (нас с сестрой из Ленинграда вскоре после окончания войны забрал отец, он пережил блокаду, а потом по распределению уехал в Башкортостан), и тут меня выдвинули на вступление в комсомол. Так на общем собрании комсорг заявил, что я, мол, фашист, так как провел в немецких лагерях всю войну. Я сразу развернулся и ушел.
К слову, с таким отношением сталкивались практически все узники лагерей. У меня до сих пор хранится дома бумажка-справка из КГБ о том, что я «преступлений против Родины не совершал». Такие справки у нас требовали везде: при устройстве в вуз, на работу, при переезде.
«Я попал в число восьми счастливчиков»
– У меня такую справку не требовали, но это чистая случайность. В лагерь я попал в возрасте двух с половиной лет, — объясняет корреспонденту РП Леонид Синегрибов, редактор улан-удэнской «Газеты жертв нацизма» и председатель международного союза бывших малолетних узников фашизма. — Лагерь я, конечно, не помню, знаю только по рассказам родных. Семья моя из Брянской области. Там, если помните, было самое сильное партизанское движение. Мой отец партизанил тоже. А мама и я со старшим братом жили в оккупированном Брянске. Был я еще младенцем, родился как раз в 1941 году. А в 1943 году нас при отступлении немцы угнали на запад. Старший брат запомнил, как ехали в эшелоне, а я-то совсем крошкой еще был.
Высадили нас в Латвии, заперли в печально известный лагерь «Алитус», так же назывался и городок неподалеку. Женщины из этого городка и спасли меня и еще семерых младенцев. 80 ребятишек, слишком маленьких или больных для того, чтобы работать, посадили в вагон смертников. Об этом санитарка из лагеря Ванда рассказала местным женщинам, и они выпросили ее вынести им детей, обещая их выходить. Тогда Ванда, рискуя жизнью, вынесла под халатом младенцев, сколько смогла, восьмерых. Я попал в число этих счастливчиков. Меня забрала женщина, полька. Что и говорить, повезло несказанно.
Леонид Синегрибов смутно помнит жизнь в Литве в польской семье, однако до сих пор называет приютившую его пани Валевскую второй мамой.
– Относились ко мне очень хорошо. Когда закончилась война, моя польская семья разыскала родных, послали им весточку, что я жив. Помню, к приезду моего отца, который из Брянска специально ехал за мной, моя польская мама обшила меня буквально с ног до головы. Из старой немецкой шинели смастерила мне, уже пятилетнему, такой френчик двубортный с золотыми пуговицами.
И вот приезжаю я в разоренную Россию весь такой розовощекий, раскормленный, во френчике из шинели, которая всем партизанам Брянска так хорошо знакома... И в первый же день в детсаду громко кричу о том, что Сталин плохой, в России мне не нравится, не хочу здесь жить.
Ну что сказать, били меня вплоть до старших классов, старший брат только успевал оттаскивать. И с первых же дней прозвали меня «немцем», «фашистом». А мне, действительно, на разоренной Родине не понравилось: привык к Литве, да и многое повторял за литовцами. Не то чтобы они не любили Россию: обычные литовские крестьяне, они одинаково ненавидели что Гитлера, что Сталина, считая их зачинщиками войны и губителями их мирной жизни. Но первое время я вопил, что я не Лёник, а Тадик: в Литве меня все звали Тадеушем, Тадиком. Хотя со временем пропаганда, конечно, «вправила» мне мозги: я мечтал сначала стать октябренком, а после с удовольствием стал пионером.
Тот факт, что официально в концлагере Леонид Синегрибов не числился среди живых, а в конце войны его отец, уважаемый партизан, сам забрал его из Литвы, позволил малолетнему узнику не проходить комиссию НКВД.
– Хотя я знаю других узников, не старше меня, которым пришлось пройти через эту проверку. Но, во-первых, узником я пробыл недолго, произошла чудесная история моего спасения. А во-вторых, отец-партизан был моим прикрытием от всяких подозрений. Но, повторюсь, моя история — исключение. Большинству после таких злоключений приходилось пройти через фильтры НКВДшных служащих, зачастую просидевших всю войну в тылу. Детям нужно было доказать, что они не предавали Родину. А на них все равно смотрели косо. Особенно больно, что такое отношение выказывали людям, заслуженно награжденным медалью «Непокоренные», на обратной стороне которой — надпись: «За верность Родине».
Как признается бывший пленник, долгое время после окончания войны многие старались скрыть тот факт, что кто-то в семье был узником фашистских лагерей. Даже между родственниками такие откровения были редки.
– Помню, приезжаю я на первую встречу узников, состоявшуюся в 1988 году в Киеве, и встречаю там совершенно неожиданно своего двоюродного брата. Спрашиваю недоуменно: «А ты-то что здесь делаешь?» А он: «Я сидел в Алитусе, лагере на берегу Немана», где и я был заключен. Оказывается, мы с ним были в одном лагере, и при этом никто из нас вообще не знал, что другой был заключенным тоже. А выросли-то мы с ним вместе, в Брянске. Вот такая была конспирация.
Седая десятилетняя девочка
– У меня сейчас правнучке три года. Она — мой витамин и главная причина радоваться жизни, улыбаться. Странно осознавать, что мне было столько же лет, сколько ей, когда началась война, — вспоминает в беседе с РП еще одна бывшая узница, Инна Жигулина.
— Мы с семьей жили в Витебске, в Белоруссии, поэтому нас война коснулась в первые же дни. Помню, первый год войны, в 1941 году, мы жили в оккупации, но все же в своих домах. Уже в 1943 году нас выселили в лагерь на передний край немецкой обороны, то есть под обстрел той и другой сторон. Сгоняли всех: стариков, женщин, малолетних детей. К тому времени остались на родине только самые слабые и немощные — те, кого невыгодно было везти в лагеря на работы. Кто постарше из детей или поздоровее из стариков — рыли окопы, а мы, малышня, крутились среди бараков.
Лагерь поставили в лесу, по периметру его охраняли конвоиры с собаками. Чуть не туда забежишь — бьют плетью или спускают собак. И не смотрели, ребенок или взрослый, могли дите забить за то, что подошел к ручью за водой. Да, пить из ручьев было запрещено. Позади лагеря стояли лошади конвоиров, там же были большие корыта, в которых их мыли и чистили. Вот из этих корыт нам разрешали пить. Чем питались? Да в основном травой. Изредка давали хлеб. Этот хлеб из опилок я никогда не забуду.
Перед отступлением немцы заминировали всю территорию вокруг лесного лагеря. Инне, ее матери и еще пятерым братьям и сестрам чудом удалось остаться в живых.
– Нас освободили в 1944 году разведчики. Они пробрались к нам в лагерь и вывели оттуда буквально по узкой тропиночке. Нельзя было ступить ни шагу влево или вправо, шли след в след. Этот путь я до сих пор отчетливо помню, — рассказывает Инна Альбиновна. — Получается, на линии фронта мы провели почти год. Все время жили в постоянном напряжении. Одна девочка, с которой я дружила, вышла оттуда вся седая. Тогда это было делом обычным. А сейчас, подумайте, седая 10-летняя девочка! Вспоминать это даже сегодня трудно и дико, но я делаю над собой усилие, потому что мне важно донести этот трагичный опыт до нынешнего поколения. Они, верно, забыли, что такое война, если позволяют твориться такому. Не верю глазам, когда вижу опять беженцев, слышу о бомбардировках и обстрелах. Нет ничего ужаснее войны и фашизма! Почему люди так быстро забыли об этом, ведь прошло всего одно поколение?
У Инны Жигулиной до сих пор сохранились привычки военного времени. Она никогда не выбрасывает хлеб, и личные документы у нее всегда под рукой.
– Страх войны есть. А страха голода вроде нет. Во всяком случае, я не делаю запасов впрок. Единственное, не могу выбрасывать продукты. Хлеб никогда не выбрасываю, ни при каких обстоятельствах. В крайнем случае, сухари насушу. Еще одна привычка — документы очень берегу. Даже когда на дачу уезжаю, паспорт всегда с собой беру. Может быть, это отголоски послевоенного времени, когда мы долго, по крупицам восстанавливали документы. В оккупации же у матери все отобрали, а после паспортистки часто путались. Например, сестра моя родилась 29 мая, а ее записали от 20 июля. Много позже, когда в местном ЗАГСе нашли копии наших свидетельств о рождении, удалось восстановить настоящие даты. Мне, к примеру, только меняя паспорт в 45 лет, удалось поставить правильный день рождения. А моя младшая сестренка, родившаяся 21 июня 1938 года, до сих пор числится как появившаяся на свет в 1938 году 9 мая.
Но она так и оставила: хотела, чтобы день рождения был в День Победы, а не в день начала войны.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
