Человек и педагог

Хороший день для Михаила Сапижева может пройти, к примеру, вот так. Пик Шелехова, фото из архива М. Сапижева

Как проходит один день краеведа, основателя турклуба «Наследники» Михаила Сапижева

Мария Чернова

3 сентября, 2014 14:45

13 мин

– Один день жизни — это достаточно много. Тут хватит места и для общественных дел, и для работы, за которую ты, собственно, деньги получаешь. Несмотря на то, что основная работа, как, впрочем, и большинство моих социальных проектов, по-прежнему связана с соседним Шелеховом, семь лет назад мы с семьей переехали в Иркутск. Так сыновьям было ближе добираться на учебу. Сейчас они оба уже успешно закончили вузы и работают, однако мне по-прежнему приходится ездить на работу в другой город. Поэтому несложный завтрак — каша и молоко с медом, и в путь, — делится Сапижев в беседе с корреспондентом «Русской планеты».

Вставать Михаилу приходится в полседьмого утра: поедешь в Шелехов позже семи — можешь встать в пробку на час-полтора.

– К тому же раннее утро — прекрасная возможность заскочить к мэру города, который как раз на полчаса-час раньше приезжает на работу, чтобы обсудить так называемые общественные дела. В обычный график они не вписываются и как бы по умолчанию считаются чем-то «внеклассным». Тем не менее, именно в эти часы у нас получается продуктивное общение. О чем? Взять, к примеру, наш проект по восстановлению памятника Григорию Шелихову, в честь которого и был назван город-спутник Иркутска. Этот памятный знак, вернее, как значится в документах, мавзолей, имеет очень интересную историю: он был создан из разных видов мрамора, о чем мне удалось узнать из архивов Свердловской области. Там же обнаружился уникальный документ, который ответил на многие вопросы по изготовлению памятника-мавзолея. Оказывается, мраморный монумент создавали в 44 километрах к югу от Свердловска в селе Мраморское. Памятник в Иркутске был установлен в 1800 году. Но что интересно, в Свердловской области никаких мраморных монументов того же или более раннего периода не сохранилось вовсе: в этом промышленном краю какой-то особый состав воздуха, мрамор там быстро разрушается. Поэтому местные ученые были чрезвычайно восхищены отличным состоянием иркутского памятника-мавзолея.

Кроме практической пользы в собственно восстановлении монумента, мы заодно восстановили историческую справедливость. Для этого мне пришлось съездить в Екатеринбург, а руководителю поиска, редактору журнала «Земля Иркутская» Алексею Гаращенко — в Санкт-Петербург и Москву. Так вот, с мэром Шелехова мы решали вопросы, связанные с ходом этих поисков, — объясняет Михаил Сапижев. — Далее по плану — собственно работа. Когда возглавляешь организацию на общественных началах, а значит, за эту деятельность не получаешь никакого материального вознаграждения, нужно параллельно работать и на официальной службе.

Ленин и дети

Сапижев больше 20 лет проработал в Шелеховском центре развития творчества детей и юношества, бывшем Доме пионеров. Туристско-краеведческий экспедиционный клуб «Наследники» он открыл еще в 1991 году. Тогда же «Наследники» организовали и провели свою первую экспедицию «Путь Шелихова» по маршруту от поселка Тутура до Усть-Кута.

– У меня же, помимо походов, проходят и вполне классические уроки краеведения, так вот на таких экскурсиях (а я и здесь стараюсь выбраться с ребятами из класса, хотя бы до ближайшего музея) случаются курьезы. Идем мы как-то по центру Шелехова, мимо всем известного памятника Ленину, и на вопрос: «Кто это?», я получаю следующие ответы: «какой-то мужчина», «герой Отечественной войны», «руководитель». Наконец кто-то отгадывает то, что 100% моих ровесников и за загадку не посчитают. Вот так получается. А разрыв-то всего в одно поколение.

Мое мнение — исправить эту ситуацию можно, с детского сада обучая ребят истории в игровой форме. Начать можно с истории города и ближайших мест. Буквально, с краеведения. Проблема в том, что ввести такие уроки можно только факультативно, то есть на усмотрение классного руководителя. У последних для этого, я и сам прекрасно понимаю, мало времени: есть много обязательной рутинной работы. Поэтому по мере сил исполняю это сам — в местной школе по часу в неделю устраиваю экскурсии по городу или в музеи. На уровне города или области идею протолкнуть, к сожалению, не удалось.

Мне кажется, в любом историческом факте, на любом географическом объекте учителю важно добавить «местный штрих», привязать их к области или городу, в котором ребята живут. Так у школьников появляется эффект сопричастности. К примеру, на экскурсии в селе Коломенском под Москвой я обратил внимание ребят на башню Братского острога (Братск — город в Иркутской области — Примеч. РП.) — и уже другое отношение у них появилось к селению в девяти тысячах километров от Иркутска.

Вообще к нынешнему способу погружать школьников в экскурсионную практику у меня много вопросов. Во-первых, почему так поздно: 8-9 классы? При этом неподготовленных к такому опыту ребят сразу «окунают» в пятидневные или даже недельные экскурсии. У них же голова лопается к концу второго дня, опыта переработки подобной информации и в таких объемах нет. Мое мнение — начинать надо с младших классов: выезжать с ними на экскурсии по городу, а после обсуждать увиденное. Так, днем они поработали, получили вводные, вечером пишут дневник, формируют свое мнение, учатся обрабатывать новые знания, а по итогам — участвуют в практических конференциях, обмениваясь впечатлениями. С классами постарше можно уже ездить в соседние города, по области, краю. Позже — в другие российские регионы по соседству: Красноярск, Новосибирск и так далее. Такими темпами старшеклассники уже оказываются вполне готовыми к недельным экскурсиям по столицам, когда за день нужно обойти несколько музеев.

1+1

В Приангарье Сапижев известен не только организацией поисковых экскурсий и исторических маршрутов. В 1995 году под его руководством на Байкале был организован первый реабилитационный палаточный лагерь для детей с ограниченными возможностями здоровья.

– Как возникла эта идея? Да вроде бы ниоткуда. Помню, шел как-то по Шелехову — и вдруг будто луч пронзил меня: почему бы не объединить детей с любыми возможностями, ограниченными или нет, в один лагерь, — вспоминает Михаил. — Правда, полагаю, подсознание в эту сторону у меня начало работать не на пустом месте. До этого был момент в семье: сына хотели «посадить на инвалидность». Слава богу, угроза миновала, но осадочек, что называется, остался. Еще товарищ мой примерно в то время вернулся из Чечни инвалидом. То есть мысли-то крутились уже в эту сторону.

Но на тот момент, когда я идеей только делился, все крутили пальцем у виска: «Зачем тебе это нужно? Представляешь, во что ты ввязываешься?». Если честно, я тогда слабо себе это представлял, а сил этот проект и вправду потребовал колоссальных. Помню, вернулся после первого сезона нашего лагеря «Долина» и неделю просто приходил в себя. Думаю, не справился бы, но мне очень помогали мои воспитанники из клуба «Наследники» — они стали мне главной опорой в этом проекте.

Но опыт, тем не менее, оказался успешным: вплоть до 2008 года мы ежегодно с ребятами куда-нибудь выезжали. В последние годы даже очень далеко, на остров Путятина, к примеру. Тогда впервые в истории страны дети на колясках жили на берегу Тихого океана в палатках наравне с другими, условно назовем их, здоровыми детьми.

Различным экспертам, в том числе иностранным, состав нашего лагеря казался «диким»: 50 на 50 — детей с ограниченными возможностями и тех, кого принято называть здоровыми. Из Нидерландов приезжали, ахали: «На одного инвалида — один здоровый! У нас на одного — 5-7 здоровых в группе. Да они еще и в палатках живут!» На Западе, конечно, условия более комфортабельные в таких лагерях. А мы в то время и палатки-то сами шили, не говоря уже обо всем остальном.

Но спустя 13 лет работы лагерь закрылся. Михаил называет несколько причин.

– Первая — финансы. Мы каждый раз находили спонсоров, какие-то программы, и по крупицам наскребали нужные суммы на продукты и проезд. Все дети с инвалидностью отдыхали у нас бесплатно. Но хотелось же поставить это дело на устойчивые рельсы, чтобы не собирать отдельно на гречку и печенье. При попытке сделать это выяснилась странная вещь: детьми с инвалидностью занимаются вроде бы и все, и одновременно никто. Минобразования говорит, что это сфера здравоохранения, в Министерстве здравоохранения отсылают обратно со словами «это же дети», а в Минсоцзащите отвечают, что здоровые дети не их профиль и вообще их нельзя соединять с инвалидами. Вот так и отфутболивают друг к другу. И это все на фоне пламенных речей о том, какую прекрасную работу мы провели, что у детей после такого лагеря появляется будущее, что они адаптируются к миру... Только получается, что на этом-то адаптация для них и заканчивается.

Кстати, я всегда осторожно отношусь к слову «инвалид»: кого считать человеком с ограниченными возможностями, а кого — здоровым? Опыт наших смешанных лагерей показал, что такие особые дети обычным школьникам, тем, кого принято называть здоровыми, дают даже больше, чем те им. Учат сопереживать, ценить то, что у них есть. Самые маленькие охотно включаются в психологическую игру, когда, к примеру, им нужно представить, что у них нет рук и написать письмо: что они будут делать, что придумают? А заодно они представляют себя самих на этом месте, понимают, как трудно сделать в такой ситуации простейшую вещь. И, конечно, ценят силу воли ребят, которые, несмотря на какие-то ограничения, идут наравне с ними, а иногда и превосходят. Есть у нас, к примеру, один мальчик на коляске, который еще в первый год в лагере 30 раз подряд мог подтянуться. Со временем он стал отвечать за спортивные мероприятия у нас, — рассказывает Михаил.

Еще одной причиной, почему смешанные лагеря закрылись, Сапижев считает многочисленные проверки надзорных органов.

– Я понимаю, что контроль необходим. Вопрос — какой? Несколько разных инстанций пройдут табуном по лагерю, ничего существенного не найдут, но время его работников потратят и странными замечаниями «мозг выедят». Приезжает СЭС и указывает, что под умывальниками ямки в земле не вырыли — там ведра стоят. Ладно, убрали ведра, вырыли ямки. Следом приезжают «пожарники» и журят за ямки, просят их засыпать. Такие проверки нужны детскому лагерю? — негодует Сапижев.

Отчистить скалы тряпками

Пока краеведу не удается «поставить проекты на крепкие рельсы», он продолжает работать по принципу теории малых дел.

– Вы бывали на КБЖД (Кругобайкальская железная дорога, участок Транссибирской магистрали вдоль живописных берегов Байкала — Примеч. РП.)? Как вам? Вот и все говорят, что прекрасно. Все смотрят по правую сторону, любуются видами Байкала. И почему-то никто не глядит налево, где на скальниках живого места не осталось, все исписано современными неандертальцами! В том числе в нецензурных выражениях. Решили мы с клубом «Наследники» заняться этим: опробовали на местном скальнике «Пять братьев» и моющие средства, и мази, и тряпками оттирали. В итоге оказалось, что только газовые лампы быстро и начисто оттирают эти граффити. Вышли на Байкал, а там оказалась другая порода — в итоге с грехом пополам оттерли самую видовую скалу. Потом мы проанализировали площади загрязнений, регулярность этих наскальных надписей, и пришли к выводу, что с учетом уникальной близости железнодорожных рельсов ситуацию спасет простая пескоструйная машина, поставленная на КБЖД. В быту эти машины смывают ржавчину с металла, и с надписями на скальнике прекрасно справятся. Осталась самая «малость» — согласовать инициативу с РЖД, которые контролируют магистраль, и с областной службой по охране памятников. В итоге мы опять уперлись лбом в стену. Надеюсь, правда, что временно. И пока приходится тратить в разы больше времени и сил на оттирание вручную, — делится Сапижев.

Подготовкой к походам и экскурсиям, социальными проектами и идеями обычно заполнен весь день Михаила. К нему в кабинет постоянно заходят его коллеги по школе, члены клуба «Наследники», неравнодушные жители Шелехова или прежние воспитанники, которые привели в клуб уже своих детей.

– Мы за время работы клуба уже больше 20 свадеб сыграли, — хвастает Сапижев. — У них уже свои дети появились. Но мы всегда рады и старым участникам клуба, никому не отказываем, берем в походы, на встречи. Хотя в уставе и прописано, что возраст членов клуба до 30 лет. Но как мне им отказать? Они же с пятого класса с нами вместе. Преемственность, кстати, очень важна: когда в клуб приходят сразу старшие, просто некому передать дальше опыт, какие-то традиции и сложившиеся обычаи. Дети мои так и выросли с нами в походах. Теперь продолжают семейную традицию: походы, лыжи. Женились, кстати, оба на девушках, тоже увлеченных туризмом. Да что говорить, у нас даже кошка Тома — и та ходила с нами в походы, в палаточных лагерях была всегда с нами. Все улягутся спать — она пройдет, проверит по палаткам, спят ли Лешка и Данил (сыновья Михаила — Примеч. РП.).

Кстати, сам Сапижев с женой тоже познакомился в туристическом кружке — в Забайкалье, где они оба родились.

– Еще в пятом классе. Тогда еще не подозревая о нашей грядущей свадьбе, конечно, — смеется Михаил. — После армии приехал за ней в Иркутск. А тут первым делом решил поднять в городе туристско-краеведческую работу на более серьезный уровень. Так и остался.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе